Остеопат Хорхе Фернандес: россияне сделали все для победы в Сочи
Известный остеопат Хорхе Фернандес, работавший со многими российскими спортсменами, в интервью РИА Новости рассказал, чем спортсмены отличаются от обычных людей, что могло произойти с Евгением Плющенко и какой характер у Юлии Липницкой.
Известный остеопат Хорхе Фернандес работал со многими российскими спортсменами во время Олимпиады в Сочи. Фернандес родился и до 15 лет жил на Кубе, затем переехал в Москву, где провел почти 20 лет. Вскоре после распада СССР он отправился на родину предков в Испанию, а затем перебрался в Америку. Сейчас он живет в Нью-Йорке и, несмотря на слепоту, продолжает работать. В офисе Хорхе на Манхэттене висят фотографии его многочисленных звездных клиентов со словами благодарности за помощь в достижении побед. В интервью РИА Новости он рассказал, чем спортсмены отличаются от обычных людей, что могло произойти с Евгением Плющенко и какой характер у Юлии Липницкой.
— С начала Олимпийских игр в Сочи прошел уже год. Вы там были в составе российской делегации. Как вспоминаете это время сейчас?
— Это было удивительное время, наполненное напряжением, надеждой и радостью победы. В настоящее время работа с русскими спортсменами не такая интенсивная, но когда они посещают Нью-Йорк, мы работаем так же эффективно, как и во время Олимпиады.
— Перед Играми в Сочи вы работали со многими российскими спортсменами: фигуристами Татьяной Волосожар, Максимом Траньковым, Еленой Ильиных, Никитой Кацалаповым, Юлией Липницкой, Ксенией Столбовой и Федором Климовым, сноубордистами Виктором Уайльдом и Аленой Заварзиной…
— А еще с бобслеистом Зубковым и некоторыми спортсменами из его команды, Ольгой Зайцевой и почти всей женской сборной по биатлону, с их коллегами-мужчинами Антоном Шипулиным, Женей Устюговым, Димой Малышко, Тимофеем Лапшиным, Максимом Цветковым…
— Почти все они либо стали олимпийскими чемпионами, либо завоевали медали. У вас есть ощущение причастности к такому большому количеству наград?
— Моя доля в этом есть, но в какой степени – нужно спросить у ребят. В принципе, все задачи, которые были передо мной поставлены в плане их физического состояния, я решил. Но эти победы состоят не только из усилий одного человека. Я сделал то, что от меня зависело, но ни в коем случае не считаю, что фактор моего участия стал определяющим.
— Большинство из обращавшихся к вам российских спортсменов были на виду у публики довольно давно. Исключением стала лишь Липницкая, которая оказалась настоящим открытием Игр. В работе с ней вы почувствовали, что это будущая звезда?
— Я знал, что Юля очень перспективная спортсменка, она уже не раз это доказывала. В общении с ней видно, что это особенный человек, очень целеустремленный, умный – не по возрасту, я вам скажу. У нее потрясающее самообладание. Очаровательная девочка с сильным характером.
— Вы работали со значительной частью нашей сборной по фигурному катанию, но одним из немногих, кто не был вашим клиентом, оказался Евгений Плющенко. У вас, как у профессионала в медицине, есть понимание того, что с ним произошло на Играх?
— Нет, я не могу сказать. Я с ним никогда не работал. Но уверен, что пока Евгений был здоров, он сделал для команды все, что мог. И у меня нет оснований сомневаться в том, что по ходу соревнований ему действительно стало плохо. Если бы человек не хотел выступать за свою страну, он с самого начала не стал бы этого делать. А Плющенко хотел и сделал все, что в его силах. Евгений вел себя мужественно, и, если бы не он, выиграть командные соревнования и получить первую золотую медаль на Играх России было бы труднее.
— Фигуристы и бобслеисты, с которыми вы работали, завоевали много медалей, а вот у битлонистов дело пошло не так хорошо. Там были какие-то проблемы по вашей части?
— Нет, они были в очень хорошем состоянии в плане скелетно-мышечного аппарата. Но ведь еще есть дыхательный аппарат, сердечно-сосудистый. Я знаю, что они очень хотели победить, но – иногда не получается. В конце концов, биатлонисты "золото" выиграли в эстафете, а девочки взяли "серебро". Был феномен – Дарья Домрачева, но что поделаешь, если она выступает за Белоруссию, а не за Россию.
— В принципе, с точки зрения остеопата, вы можете определить, имеет ли человек шансы на победу?
— Нет. Я могу понять, есть ли, скажем, препятствия в скелетно-мышечном аппарате, которые не дают человеку использовать свой потенциал на 100 процентов. Но определить руками, что такой-то спортсмен победит, я не в состоянии.
— А насколько большие спортсмены, с точки зрения остеопата, отличаются от обычных людей? И можно ли сказать, что с ними работать проще?
— Мне с ними легко, потому что они очень серьезно относятся к своей работе, жертвуют очень многим, чтобы добиться цели. И четко выполняют все указания. Но с другой стороны, с ними труднее, поскольку у обычных клиентов и установка обычная: избавь меня от боли. У спортсмена не так. Ты не можешь просто освободить его от боли, чтобы это отразилось на его способности выполнять свою работу. Необходимо находить компромисс между болью и функциональностью. На прошедших Играх у меня была непростая ситуация. Ко мне пришла известная спортсменка, имени которой называть не буду, с болью в ноге. Я мог ее снять, но понимал: если сильно нажму, человек может потерять нужный контроль над ногой. И я решил оставить ее с такой болью, чтобы она, с одной стороны, могла выступать, а с другой – это не повлияло бы на функциональное состояние мышечного аппарата. Со спортсменами всегда нужно искать такой компромисс, потому что они могут перенести боль и все что угодно, но не проиграть. Как-то раз я сказал одному священнику, что если бы мы, христиане, стремились к Богу так, как эти люди идут к золотым медалям, возможно, у нас каждый второй был бы святым.
— Как отнеслась к вашему решению эта спортсменка?
— Конечно, я ей все рассказал, и она со мной согласилась. В итоге все получилось хорошо, а после соревнований мы буквально за два сеанса сняли боль, и сейчас у нее нет никаких проблем.
— Вы говорили, что Россия в Сочи побеждала в тех видах спорта, где нужны контроль и мастерство, а там, где важна физическая мощь, медалей было меньше. Можете объяснить, в чем проблема?
— В последнее время на Западе подготовка спортсменов в значительной степени базируется на принципе эксцентрической тренировки, развивавшемся в Советском Союзе в 1980-е годы. Я этот метод использую для работы со своими подопечными. В России сейчас им не пользуются, и это, мне кажется, является причиной того, что россияне не добились успехов как раз в тех видах спорта, где нужны сила и выносливость. Но этот пробел нетрудно восполнить, в данном плане хорошо развиваются норвежцы, голландцы. Может быть, русским надо последовать примеру Петра I и отправить людей к ним учиться?
— Много лет назад вы потеряли зрение и теперь не можете видеть, как выступают ваши спортсмены. Это создает трудности? И как вы себе представляете их выступления?
— Я когда-то видел. Во времена моей молодости, прошедшей в СССР, все были поклонниками фигурного катания. Нельзя сказать, что советское телевидение было богато хорошими программами: "В мире животных", "Клуб кинопутешествий", хоккей и фигурное катание. Так что я прекрасно все представляю. Но если у спортсмена есть проблема, я всегда его подробно расспрашиваю, он показывает мне механику своего вида, и у меня выстраивается полная картина того, какие мышечные ткани используются.
— У вас нет ощущения, что Бог забрал зрение, чтобы вы могли гениально "видеть" руками?
— Остеопатия придумана зрячими людьми, а не слепыми. Тут очень много мифов. Например, что, если человек лишен зрения, у него проявляются качественные изменения других органов чувств. Это не всегда так. Я знаю многих слепых, у которых ужасно нечувствительные руки. Правда, возможно, если бы они видели, то руки у них были бы еще менее чувствительными. У человека могут обостриться слух, тактильные ощущения, но только в тех пределах, которые заложены изначально. А кроме того, есть поговорка: "Бодливой козе Бог рога не дает". Может, у меня нет зрения, чтобы я не отчебучил чего-то, и Господь дал мне такое ограждение. В любом случае я это принимаю.
— Вы глубоко верующий человек, приняли православие в СССР в 1986 году. Насколько это помогает вам в жизни и в работе?
— На 100 процентов. Я почти всегда начинаю день с того, что прошу Бога о помощи. А жизнь без Бога… Какой смысл может иметь то, что закончится смертью? Да никакой! Для меня источник радости заключается в том, что Христос воскрес, смерть побеждена.
— Давайте напоследок вернемся к спорту. Вы работаете не только с российскими, но и с американскими атлетами. С кем из них проще?
— Одинаково. Эти люди сделаны из одного теста. Особая каста. Конечно, разный менталитет. Но они все – мои друзья. Например, ко мне несколько раз приходил Виктор Уайлд. Он – американец. Сказал мне: "Сделаю все, чтобы добыть для российской сборной медали". И ведь сдержал слово. И чем Виктор по своей психологии не русский парень?
Сюзан Лерман: американские студенты будут изучать русскую культуру
В интервью РИА Новости американская благотворительница Сюзан Кармел Лерман рассказала, что подвигло ее на открытие нового института, каким образом видится его работа и откуда в ней такая заинтересованность именно в России.
В субботу в Вашингтоне на базе Американского университета открылся Институт российской культуры и истории имени Кармела. Его вдохновителем стала известная американская благотворительница Сюзан Кармел Лерман, которая вкладывает много сил и средств в различные проекты, связанные с Россией. В интервью РИА Новости она рассказала, что подвигло ее на открытие нового института, каким образом видится его работа и откуда в ней такая заинтересованность именно в России. Беседовал Дмитрий Злодорев
— Госпожа Лерман, почему вы решили основать Институт русской культуры и истории? В США сейчас для этого вроде бы не самые лучшие времена.
— Я решила основать этот институт для того, чтобы продлить на постоянной основе все текущие программы нашей Инициативы русской культуры, которая действует уже несколько лет. Наши программы oриентированы на углубление культурного взаимопонимания между российскими и американскими студентами. Они будут и далее развиваться за счет новых студенческих обменов и курсов.
Благодаря данной идее, Американский университет разработал программы прямых обменов студентами с МГИМО и Высшей школой экономики, которые начнутся осенью нынешнего года. Эти студенческие обмены очень важны, потому что я считаю, что нет лучшего способа узнать людей, чем жить среди них и прислушиваться к тому, что они думают о себе, о мире и о своей собственной стране.
— Этот институт создан для обычных студентов, которые обучаются в Американском университете. Интересно, что эти молодые люди знают и думают о России?
— У этих ребят есть подлинная жажда к познанию русской культуры. И наш институт будет ее утолять. Я сужу по собственному опыту и вижу, как часто американские студенты обнаруживают сходство между ними и их российскими сверстниками, которых они встречают на наших мероприятиях или видят на киноэкранах. И судя по посещаемости наших кинопоказов, концертов и конференций — более 14 тысяч студентов и гостей за последние четыре года — мы отвечаем растущему спросу в то время, когда американская система высшего образования сокращает бюджеты программ по изучению России.
— Вы хорошо известны как меценат, вкладывающий силы и средства в популяризацию российской культуры в США. Можете объяснить, почему вы этим занимаетесь и что вами движет в данном процессе?
— Можно сказать, этой движущей силой стал посол РФ в США Сергей Кисляк, благодаря которому появилась наша Инициатива русской культуры. Пять лет тому назад посол поделился со мной своей мечтой: он хотел, чтобы молодые люди приезжали на кинопоказы в посольство, чтобы познать Россию такой, как ее представляют русские. Он и его жена Наталья также поделились со мной своим желанием преодолеть распространенные стереотипы холодной войны, которые мы все слишком хорошо помним. Мы надеялись, что сможем способствовать культурному диалогу и остановим тенденцию скатывания в прошлое.
— Могли бы вы поделиться своими ощущениями, связанными с Россией? Что означает для вас наша страна?
— Россия — это красивая страна с великолепной культурой и богатой историей. У меня там много прекрасных друзей — люди, которых я очень уважаю и которыми восхищаюсь. У наших стран очень много общего в истории. Россия была союзником США в каждой крупной войне. Русская музыка и культура танца оказали огромное влияние на американскую культуру — тут и "Щелкунчик", которого мы слушаем каждое Рождество, и увертюра "1812 год", которую мы исполняем в национальный праздник 4 июля. Мы многого достигли за счет сотрудничества в области науки и научных исследований — международная космическая станция тому хороший пример. В наших университетах преподают историю русского кино, театра, ведут курсы по литературе. И все это повлияло на развитие нашего искусства.
— У вас наверняка было много замечательных встреч с людьми, которые в России хорошо известны. Вы могли бы рассказать о них?
— В рамках нашей инициативы мы имели честь приветствовать многих известных русских творческих личностей. Полный перечень был бы слишком долгим, но несколько примеров можно привести. В частности, в 2011 году мы организовали выступление известного джазового пианиста Игоря Бриля в изысканном Зале в Библиотеке Конгресса. Это событие собрало более 600 гостей из шести местных университетов, конгрессменов, бывших послов, представителей госдепартамента и научно-исследовательских институтов. На следующий год мы провели аналогичное мероприятие, на котором выступили бывший посол США в России Джон Байерли и маэстро Валерий Гергиев. Вечер, посвященный роли искусства в международной дипломатии, открылся выступлением музыкантов из Мариинского театра и закончился соло всемирно известного русского пианиста Дениса Мацуева.
Наконец, в прошлом году мы в партнерстве с Институтом имени Брубека при Тихоокенском университете (штат Калифорния) и Центром "Открытый мир" провели интереснейшую акцию, посвященную джазовой дипломатии. Легендарный русский джаз-саксофонист Игорь Бутман рассказал об истории джаза в СССР и России, а затем последовал первый в истории концерт группы "Восходящиe джаз-звезды США и России", состоящей из выпускников "Открытого мира" и исполнителей джазового квинтета при Институте им. Брубека.
— Даже в нынешних непростых политических условиях вы продолжаете заниматься популяризацией русской культуры в США. Что вы думаете об этих самых условиях и как мы можем их изменить?
— Учитывая нынешний политический климат между нашими двумя странами, настоящее время представляется мне наиболее подходящим для создания Института российской культуры и истории имени Кармела. Вместо того чтобы игнорировать проблемы между двумя народами, наша программа направлена на культуру, общие ценности и общие интересы и различия. Обращая внимание на роль культурных связей между студентами вузов в вашингтонском регионе, Институт будет инвестировать в будущие поколения и стимулировать сотрудничество и взаимное уважение, которые в конечном итоге приведут к более кооперативному и спокойному миру.
— Признаться, от многих людей я слышал непонимание того, почему вы занимаетесь проектами, связанными с Россией. Что вы можете им ответить?
— В любой благотворительности есть мотивирующая идея: будь то любовь к ближнему, любовь к искусству, музыке, танцу или к театру.
Как страны, так и граждане получают более искреннее понимание друг о друге и создают мосты сотрудничества через культуру. Культура в ее широком понимании это многомиллиардная индустрия, и культурные мосты способствуют свободному развитию торговли, научных исследований, науки, бизнеса, образования, спорта и искусства. Вот почему я готова вкладывать столько времени, упорного труда и ресурсов в свои проекты.
Американец Игорь Белоусович: встреча на Эльбе перевернула мою жизнь
В интервью РИА Новости живущий в пригороде Вашингтона ветеран, которому на днях исполнилось 93 года, рассказал о том, что на самом деле знаменитая встреча не была продолжительной. Игорь Белоусович также поведал о том, как она повлияла на всю его последующую жизнь, и поделился планами приехать в Москву на празднование 70-летия Победы.
Знаменитая встреча на Эльбе для русского американца Игоря Белоусовича — факт из личной биографии. 25 апреля 1945 года он был в составе американского патруля, который встретился с советскими войсками. В интервью корреспонденту РИА Новости Дмитрию Злодореву живущий в пригороде Вашингтона ветеран, которому на днях исполнилось 93 года, рассказал о том, что на самом деле знаменитая встреча не была продолжительной. Он также поведал о том, как она повлияла на всю его последующую жизнь, и поделился планами приехать в Москву на празднование 70-летия Победы.
Белоусович родился в китайском Шанхае в 1922 году. Когда ему исполнился год, семья переехала в Сан-Франциско.
— Игорь Николаевич, а как вы попали в армию и на фронт?
— До войны я поступил в Калифорнийский университет в городке Беркли. Боевые действия шли полным ходом, и мы все, студенты, сознавали, что военная служба неизбежна. Тем временем армия сделала нам следующее предложение: если мы вступим в ее ряды, то нам дадут время доучиться до конца семестра. Для нас это было своего рода маленькое удобство, и я им воспользовался. Таким образом, в Беркли я проучился около двух лет и очутился на службе — по-моему, в конце 1942-го или в начале 1943 года.
Поскольку я свободно говорю по-русски, военное ведомство отправило меня на русские курсы в Сиракьюсский университет в штате Нью-Йорк. Но местные профессора, услышав мою речь, сказали, что мне незачем учиться на славянском отделении, и предложили заняться немецким языком. Притом что я ни слова не знал по-немецки.
Так я проучился 7-8 месяцев. Потом военные действия стали более серьезными и нас отправили ближе к фронту. В результате я оказался в 69-й пехотной дивизии обычным ефрейтором. И ни немецкий язык, ни русский тут не играли никакой роли. Это обычная судьба на военной службе.
— И где вы начали фронтовой путь?
Историческая встреча на Эльбе. Съемки 25 апреля 1945 года
— В конце декабря 1944-го и или в самом начале 1945-го мы очутились на фронте в Германии неподалеку от границы с Бельгией. Мы участвовали в знаменитой битве при Арденнах. Когда нам удалось совершить прорыв, мы стали довольно быстро продвигаться на восток — фактически верхом на танках. Последним нашим крупным военным действием было освобождение Лейпцига. Там была серьезная схватка с оставшимися немецкими частями. После этого нас передвинули немного на юг. Мы остановились на берегу реки Мюлде — притока Эльбы. В то время советские части тоже подошли к Эльбе. Несколько дней и мы и они вели себя очень осторожно и выжидали. Ведь если бы наши войска не распознали друг друга, мог бы произойти очень серьезный бой.
Я не знаю, была ли предварительная договоренность, но 25 апреля 1945 года мы перешли Мюлде. Между ней и Эльбой километров 30. У нас было три патруля. Кто-то в штабе вспомнил, что в одной из рот есть солдат с русской фамилией, который, возможно, говорит по-русски. Таким образом, я попал в состав одного из патрулей. Это была чистая случайность. Судьба. В нашу задачу входило установление контакта с советскими войсками. Остальные два должны были провести разведку. Но так получилось, что все три наши группы все-таки встретили советских солдат.
У меня в кармане оказался маленький старый фотоаппарат — единственный на весь наш патруль. Я сделал несколько снимков, которые теперь стали историческими и уникальными.
Мы встретились с кавалерийским советским патрулем, который рассказал нам, как проехать до Эльбы и до города Торгау, где у советских войск был штаб. У них, видимо, были свои задачи, так что они ускакали на своих лошадях, а мы поехали дальше.
Когда мы добрались до Эльбы, то мост оказался разрушен. Но там был специальный паром, который переправил наши джипы на другой берег. Там мы встретили командование советской 58-й гвардейской дивизии во главе с генерал-майором Владимиром Русаковым.
Мы провели у советских ночь, нас напоили и накормили. А на утро отвезли в район расположенного неподалеку немецкого лагеря для военнопленных, где были англичане, французы и даже американцы. Они были рады увидеть хотя бы издалека солдат западной армии. Мы проехали мимо, махая им винтовками. А на следующий день вернулись к своим.
Так что встреча на Эльбе была довольно быстрой. Никакой холодной войны не было и в помине. Мы обменивались сувенирами. У меня до сих пор хранится эмалевая красная звездочка от фуражки и еще кое-что.
— Вы тогда не думали, что эта встреча войдет в историю?
— Конечно, я знал. Будучи уже с образованием, с русской "подкладкой", я понимал, что это историческое событие, что которое означает окончание войны в Европе, что немцам остались только дни. Так и получилось.
— Вы помните свои ощущения, когда вы обнялись с советскими солдатами, пожали друг другу руки?
— Для меня это были самые настоящие русские. Конечно, я с ними говорил по-русски. Они интересовались, кто я такой, я рассказывал им о себе. Но никаких серьезных переговоров там не велось. Конечно, мы договорились поддерживать связь. В общем, все это началось и закончилось очень быстро. И все прошло благополучно. А недели через две после этого была маленькая церемония в Лейпциге. Приехали американские и советские военные части, было что-то вроде парада. Советские генералы вручили награды американским, и наоборот.
Потом мы вернулись, а через полтора-два месяца наша дивизия отошла в тыл. Однако я остался при американских частях в Торгау, поскольку там через мост переходили сотни и тысячи беженцев, которые пешком шли на запад. Еще несколько недель я работал при этих частях в качестве переводчика. Потом присоединился к своей дивизии, а пару месяцев спустя мы вернулись в Америку. И я восстановился на славянском отделении Калифорнийского университета.
— Вам на фронте было страшно?
— Когда мы впервые попали на фронт, это была настоящая война. Артиллерийский огонь, я видел достаточно и раненых и убитых. Во время прорыва и быстрого продвижения на восток стало уже легче. Не то чтобы привыкли, но немцы уже не так наступали, как прежде. Так что настоящую войну я испытал на себе, но, слава богу, не очень продолжительную — несколько месяцев.
— В России 9 мая — праздник со слезами на глазах. Какие чувства испытываете вы в этот день?
— Конечно, я понимаю, о чем вы говорите. Это была жестокая война, я прекрасно помню условия того времени. Конечно, в те годы я не был в Советском Союзе, но я знаю, насколько трудно пришлось народу и стране.
— Вы говорили, что встреча на Эльбе перевернула всю вашу жизнь…
— Да. Эта встреча преследует меня всю последующую жизнь. После университета я приехал в Вашингтон, поскольку тут было много правительственных и других ведомств, которые предлагали условия для работы. Сначала я трудился в Джорджтаунском университете, в Библиотеке конгресса США, а уже потом получил назначение в госдепартамент, где я прослужил много лет. Мы в славянском исследовательском управлении следили за тем, что происходит в Советском Союзе, писали различные отчеты, доклады и анализы. В результате у меня появилась возможность впервые съездить в Союз в командировку — в 1972 году на пару недель. А в 1976-77 годах я уже получил назначение в посольство США в Москве. Для меня это был замечательный период, и у меня там были различные приключения.
— Что за приключения?
— Я служил первым секретарем политического отдела. В то время в Союзе были диссиденты, выходил самиздат. И я всеми этими людьми интересовался, как и мое начальство, — кто они, откуда, как существуют при советской власти? Я быстро понял, что когда советские русские узнают, что я не настоящий американец, а тоже русский, то они мне начинают рассказывать обо всем.
Они как будто исповедовались мне, понимая, что со мной разговаривать безопасно и это не дойдет до ушей КГБ. Например, однажды меня каким-то образом пригласили в московскую квартиру, где иностранцев не было вообще. Я заметил мужчину средних лет, который стоял в стороне и словно бы не участвовал в разговоре. Мы стали общаться, и оказалось, что это писатель Василий Аксенов. Когда он узнал, что я русский, но не из СССР, то стал ругать советскую власть, настолько, что я даже не знал, как мне на это реагировать.
Мне также довелось познакомиться со многими художниками-диссидентами, которые цапались с советской властью потому, что не верили в соцреализм. Я у них приобрел много картин, которые теперь висят у меня дома.
Конечно, советские власти, а потом и российские, прекрасно знали, кто я такой. Например, на 50-летие Победы в Москве несколько человек из нашей группы ветеранов, в том числе и меня, пригласили в музей КГБ. И я увидел там один экспонат, мне лично знакомый.
— Что же это за экспонат?
— Незадолго до того арестовали нескольких представителей посольства США, которые оказались сотрудниками ЦРУ. Одна из них оставляла сообщения под камнем у Москвы-реки. Когда я смотрел на этот экспонат, наш гид подошел ко мне и сказал: "Я уверен, вы знакомы с подобными вещами".
Был еще случай в то время, когда я сам работал в посольстве. Тогда советские евреи пытались выехать из СССР, в Нью-Йорке проходили акции в их поддержку и даже стреляли по окнам советских дипломатов. Конечно же, это было ненормально.
Однажды я встречался с каким-то американским корреспондентом и уже выходил из дома, где тогда жили все иностранные журналисты в Москве. Вдруг ко мне подошли три человека угрожающего вида. Один из них спросил, являюсь ли я американским дипломатом. Они стали мне кричать о том, какие безобразия происходят в Нью-Йорке и что американские дипломаты в Москве тоже почувствуют неприятности. В этот момент из дома вышли несколько журналистов, поэтому моя тройка прервала "беседу". И один из них, главный, сказал: "А все-таки жаль, что наши отношения дошли до такой точки, ведь было время, когда мы вместе воевали, были союзниками и даже встретились на Эльбе".
В этот момент я понял, что в КГБ есть полное досье на меня. Но никаких настоящих провокаций со мной не было, ко мне всегда прилично относились. И я думаю, это связано со встречей на Эльбе.
— Вы уже бывали в Москве на празднованиях 50-летия и 60-летия Победы. Что ждете от предстоящего юбилея?
— Я туда собираюсь со своей старшей дочерью, которая еще ни разу не была в России. Думаю, все будет похоже на предыдущие торжества. Обычно бывает парад на Красной площади, мы сидим недалеко от мавзолея, потом проходит прием в Большом Кремлевском дворце. Во время празднования 60-летия Победы туда неожиданно пришел президент Владимир Путин. Я представился ему, мы пожали друг другу руки. К сожалению, тогда не было рядом фотографа.
— Вы 9 мая в Москву поедете. Президент США Барак Обама не поедет. Как вы считаете, это правильно?
— Здесь я отклоняюсь от официальной политики США. По-моему, американские власти преувеличивают нынешний раздор между Москвой и Киевом. Американцы не знают историю России и Украины, не знают, что было время, когда Киев был столицей древнерусского государства. Мне кажется, было бы больше пользы от того, чтобы президент США приехал на торжества в Москву. И я надеюсь, что он все-таки в последний момент изменит свое решение. Во всяком случае, мне это было бы интересно, потому что с двумя президентами — Клинтоном и Бушем-младшим — на юбилейных торжествах в Москве я уже бывал.
— Вы родились в Китае, всю жизнь живете в Америке. Вы ощущаете себя русским, американцем или русским американцем?
— В былые годы у меня была двойственность личности: и русская сторона, и американская. И проявлялись они в зависимости от того, на каком языке я изъяснялся. Но в последние годы мне довольно редко приходится говорить по-русски. Мои старые друзья и коллеги уходят, и мало с кем я теперь могу разговаривать как русский с русским.